[6-6]   

Проф. И.М.Андреев

А.С.Пушкин
(Основные особенности личности и творчества гениального поэта)

      В конце августа 1830 года Пушкин поехал в с. Болдино (Нижегородской губернии), часть которого отец выделил ему ввиду женитьбы, чтобы привести в порядок свои дела и, пользуясь осенним временем, которое он всегда любил, творчески поработать.
      Вследствие холеры и связанного с ней карантина, поэт вынужден был там остаться целых три месяца. Эта так называемая "Болдинская осень", проведенная в полном уединении, оказалась гораздо более продуктивной для творчества, чем два года пребывания в Михайловском. Такого прилива вдохновения и работоспособности у него еще никогда не было.
      Вот что он в эту осень написал: две последние главы "Евгения Онегина" (роман в стихах, над которым работал свыше 7 лет), "Домик в Коломне", четыре так называемых "малых трагедии" ("Скупой рыцарь", "Моцарт и Сальери", "Пир во время чумы" и "Дон Жуан", впоследствии названный "Каменный гость"), пять "повестей Белкина" в прозе и около 30 прекрасных стихотворений, среди которых были такие шедевры, как "Бесы", "Осень", "Безумных лет угасшее веселье", "В начале жизни школу помню я", "Для берегов отчизны дальней".
      Свой роман в стихах "Евгений Онегин" Пушкин начал писать почти одновременно с поэмой "Цыганы", в мае 1823 года. Если в первых своих поэмах, написанных на юге России, он создавал образы байронических героев в общетипическом их проявлении, то в своем новом романе он поставил себе целью отобразить явление типично русского байрониста на фоне широкой картины русской жизни того времени, то есть 20-х годов XIX века. Внешними образцами для него сначала служили "Дон Жуан" и "Беппо" (юмористическая поэма) Байрона. Приступая к своей работе, Пушкин еще не знал, чем ее кончить, ибо, как сам признавался в конце 8-й главы: "даль свободного романа" он "сквозь магический кристалл еще неясно различал".
      Семь лет писал он свой роман. Семь лет неразлучно жил с ним, вынашивая его, обдумывал, а иногда - просто прислушивался к тому, что как бы само рождалось, творилось, росло, имело собственные желания и поступки. "Представьте себе, моя Татьяна замуж вышла", - сказал он однажды в кругу знакомых, как бы удивляясь поступку своей героини. Начатый в Кишиневе, роман сопровождал поэта в Одессе, в Михайловском, в Москве, в Петербурге, в Арзруме, в Болдине. Почти все значительные события его жизни так или иначе отразились в этом романе. Сама жизнь поэта была сложным мучительным романом действительности, от которой он уходил в роман творческого вымысла. Оба романа переплетались, отражаясь друг в друге. Белинский, как известно, назвал этот роман "энциклопедией русской жизни". На самом деле роман "Евгений Онегин" больше и сложнее, чем энциклопедия, ибо в нем наличествует не механическое соединение событий и лиц, но объединение их в одно органическое целое.
      Интересно, что все герои романа - одновременно и личности и типы. В романе все - объективно, но в то же время во всем и во всех отражается сам автор. Роман в целом - поэтическая автобиография Пушкина. Главное лицо романа, конечно, Татьяна. Это - идеальный образ русской женщины, идеальный женский образ во всей мировой литературе и, одновременно, образ самой музы Пушкина.
      "Маленькие трагедии" Пушкина - исключительно гениальны. Самая замечательная из них - "Моцарт и Сальери". Моцарт - это образ гения. Моцарт - это ключ к пониманию и самого Пушкина. "Гений и злодейство - две вещи несовместные". Поэтому про гения можно сказать, что он стоит на первой ступени истинно духовной жизни, ведущей к святости. Гений - явление духовное. А духовное от душевного отличается больше, чем душевное отличается от телесного. Этим объясняется почти полное отсутствие критических работ о маленьких трагедиях (и, особенно, о "Моцарте и Сальери"), более или менее адекватных, вернее и точнее сказать, - конгениальных этим самым совершеннейшим произведениям величайшего гения мировой литературы. До смешного плоски, и беспомощны, и бессодержательны все попытки советских критиков при помощи марксистского социологического метода дать аналитический комментарий к этим замечательным произведениям. Из дореволюционных критиков кое-что правильно и правдиво осветил и проанализировал в этих произведениях Пушкина литературовед-психолог академик Д.Н.Овсянико-Куликовский в своем опыте психологического изучения тех сторон пушкинского творчества, которые автор считал важнейшими, а именно лиризма и реализма.
      "Моцарт и Сальери", - пишет академик Овсянико-Куликовский ("Пушкин", СПб., 1909), - вместе с другими "драматическими опытами" Пушкина справедливо причисляются к совершеннейшим созданиям его гения. Трудно представить себе художественное произведение, которое было бы, при меньшем размере, богаче содержанием. Художественная экономия мысли доведена здесь до последних пределов. Но сжатость формы (то, что академик А.А.Потебня называл "сгущением мысли в слове") ничуть не вредит ясности содержания: все богатство его легко и отчетливо развертывается в сознании читателя. Это не ребус, который еще нужно разгадать. Моральная мысль произведения обнаруживается сама собой. Психология зависти, как страсти, исчерпана в монологах и репликах Сальери, а изображение и истолкование натуры гения в лице Моцарта должно быть признано одним из самых удивительных, истинно гениальных откровений Пушкина".
      В "Маленьких трагедиях" Пушкин глубже Шекспира, а потому должен быть признан непревзойденным гением не только русской, но и всемирной литературы.
      Пушкин постепенно, неуклонно шел ввысь, догоняя и перегоняя своих учителей, дорастая и перерастая их всех в своем изумительном творческом шествии. Самым честным из его учителей был Жуковский, который 20-летнему юноше Пушкину подарил свой портрет с надписью "Победителю ученику - от побежденного учителя". Так постепенно могли бы сказать Пушкину и все его учителя: Державин, Батюшков, Байрон, Гете и, наконец, Шекспир. Вся же последующая за Пушкиным русская классическая литература XIX века, занявшая первое место в мире (Лермонтов, Гоголь, Тургенев, Гончаров, Толстой и Достоевский), признала себя учениками Пушкина.
      По возвращении из Болдино в Москву Пушкин 18 февраля 1831 года венчался в церкви Вознесения Господня с Натальей Николаевной Гончаровой. В это же время Пушкин начинает писать свои несравненные народные сказки: "О Царе Салтане" (1831), "О рыбаке и рыбке" (1833), "О мертвой царевне" (1833), "О золотом петушке" (1834) и "Песни западных славян" (1833).
      В 1833 году Пушкин совершает путешествие в Оренбургскую губернию (попутно и в Казанскую), чтобы, так сказать, "полевым методом" собрать материалы для "Истории Пугачевского бунта". На основе собранного документального научного исторического материала о времени Пугачева Пушкин пишет свою замечательную историческую и в то же время психологическую повесть (небольшой по количеству страниц, но гениальный по содержанию роман) - "Капитанская дочка". Великий русский историк профессор В.О.Ключевский сказал про эту повесть: "Вот как надо писать историю". "Капитанская дочка" начата была в 1833 году а закончена в 1836-ом, заключительные строки датированы 19 октября. Первым же опытом в области художественной прозы был незаконченный роман "Арап Петра великого", написанный еще в 1827 году.
      В 1833 году Пушкин написал поэму "Медный всадник", вновь вернувшись к теме Петра Великого. Основная идея этой самой замечательной из поэм Пушкина - противоположение личных интересов интересам общегосударственным. Великим деяниям Петра, в частности основанию Петербурга, противопоставляются личные мечты молодого человека о семейном счастье с любимой девушкой; однако стихийное бедствие (страшное наводнение в Петербурге) беспощадно разрушает все его мечты: невеста гибнет от наводнения, а сам он сходит с ума. Таким образом, несчастный Евгений является одной из жертв петровского дела - основания новой столицы, а Петр Великий - косвенным виновником его гибели. Пушкин с большим и искренним сочувствием описывает несчастья Евгения, но всецело становится на сторону Петра, понимая огромное значение Петровских преобразований. С восторженным изумлением воспевает Пушкин образ Петра, символизированный фальконетовским памятником - "Медным всадником" на Сенатской площади в Петербурге:

      В художественном отношении эта "державная" поэма - лучшая поэма Пушкина. Самые характерные черты пушкинского творчества: сжатость, лапидарность, "сгущение мысли в слове", скульптурность образов, идейная насыщенность, железной уздой воли сдержанная страсть, неисчерпаемый запас лирического потока, трезвость глубокой и ясной мысли, гармония частей и целостная простота единства композиции, - все это мы находим в чудесной сей поэме.
      Этими же свойствами обладают и другие произведения вполне созревшего Пушкина последнего периода его жизни: "Пиковая дама" (1833), "Египетские ночи" (1835) и другие.
      За год до своей смерти Пушкин начал издавать журнал "Современник". Будучи прежде всего поэтом, Пушкин стал выступать и как историк, и как теоретик и историк литературы, и как критик и публицист. Везде мы видим глубокий проницательный ум, доброе сердце и мужественную волю. Письма же Пушкина представляют собою неисчерпаемый материал для понимания его личности как в целом, так и в деталях обыденной жизни, а вместе с тем и для понимания тончайших нюансов психологии его творчества.
      Лирика Пушкина принадлежит к числу наименее изученных сторон его творчества. Впрочем, кое-что в этом отношении все же имеется интересного и ценного в старых и новых работах, заслуживающих серьезного внимания исследователя (см. работы академика Л.Н.Майкова, академика Д.Н.Овсянико-Куликовского, а из новых - работы Б.В.Томашевского, Н.В.Измайлова, Н.Л.Степанова, Б.П.Городецкого и др. [52]. Наиболее характерными чертами лирики Пушкина следует признать прежде всего следующие: она обаятельна не только изяществом выражения глубоких и тонких чувств, но и гармонией ума и сердца, которая чрезвычайно усиливает непосредственное впечатление от музыки его стиха, чарует душу и пленяет волю. Умная мысль, выраженная в лирической форме, не только запоминается, но и звучит в памяти сердца. Лирика Пушкина всегда глубоко искренна, правдива, мужественна, умна, проста, доступна и понятна каждому, в меру его чуткости и эстетического развития.
      Из двух известных теорий искусства - "искусство для искусства" и "утилитарной теории искуства" - Пушкин не разделял ни одной. Его теория искусства (им нигде не сформулированная, но всюду чувствуемая) сводилась к следующему. Поэт должен быть совершенно свободен в своем творчестве. Ему нельзя предъявлять никаких "заказов": ни социальных, ни нравственных, ни религиозных. Но всякий поэт, если он хочет стать настоящим, большим поэтом, - обязан расти и совершенствоваться как религиозно-нравственная личность. И тогда с ним, с его духовным ростом будет расти и совершенствоваться и его творчество. Идеал совершенства - тройственный: Истина, Добро, Красота в их триединстве. Красота без Истины или без Добра - не Красота, а только красивость, только кажущаяся Красота, только обманный люциферианский свет, то есть то, что в православной аскетике называется "прелестью".
      Первое время после свадьбы Пушкин, по-видимому, был счастлив, о чем свидетельствуют его, как всегда, искренние письма. "Я женат и счастлив, - писал Пушкин Плетневу [53] через неделю после свадьбы, - одно желание мое, чтобы ничего в жизни моей не изменилось; лучшего не дождусь. Это состояние для меня так ново, что, кажется, я переродился". В мае 1831 года Пушкин переселяется на дачу в Царское Село. Жуковский и Гоголь (с которым Пушкин в это время познакомился), часто навещают поэта. В политическом отношении Пушкин в то время идет рука об руку с Жуковским и пишет такие патриотические вещи, как "Клеветникам России" и "Бородинская годовщина". Затем он просит Государя разрешить ему работать в Государственных архивах, чтобы собрать материал для истории Петра Великого. Разрешение ему дается, он вновь принимается на службу в Коллегию Иностранных дел, с жалованьем 5000 рублей.
      В феврале 1833 года Пушкин пишет своему другу Нащокину уже в другом тоне. "Жизнь моя в Петербурге ни то, ни се. Заботы мешают мне скучать. Но нет у меня досуга вольной холостой жизни, необходимой для писателя. Кружусь в свете; жена моя в большой моде; все это требует денег, деньги достаются мне через мои труды, а труды требуют уединения..."
      К 1834 году положение Пушкина становится и материально и духовно очень тяжелым. Жена поэта, Наталья Николаевна, была молода и очень легкомысленна. Она хотела блистать в свете своей красотой и танцевать на придворных балах. В конце 1833 года Пушкин получил придворное звание камер-юнкера, которое его очень оскорбило, потому что это звание давалось гораздо более молодым и менее замечательным лицам, а затем еще и потому, что он увидел в этом милость не столько к себе, сколько к своей легкомысленной красавице-жене, которая таким образом получила право блистать на придворных балах. Материальное положение семьи Пушкина все более и более запутывалось, долги росли, потому что Пушкину приходилось жить гораздо более широко, чем позволял его заработок. Запутанные дела его родителей заставили его взяться и за их безалаберное хозяйство. Зимой 1833/34 гг. с Пушкиными живут и сестры его жены.
      26 января 1834 года в Петербургском свете появился и стал блистать своей красотой и дешевым светским остроумием молодой француз, барон Дантес, приемный сын голландского посланника барона Геккерна. В дневнике Пушкина имеется такая запись, относящаяся к этому времени: "Барон Дантес и маркиз де-Пина, два шуана, будут приняты в гвардию прямо офицерами. Гвардия ропщет".
      Этот пустой блестящий барон Дантес влюбился в жену Пушкина, которая с ним кокетничала [54], и стал за ней усиленно ухаживать, что подало повод многочисленным врагам поэта для оскорбительных толков и сплетен.
      4 ноября 1836 г. Пушкин получил три экземпляра анонимного послания, заносившего его в орден "рогоносцев", что намекало на интимную близость Дантеса с женой Пушкина. Пушкин вызвал Дантеса на дуэль. Дантес вызов принял, но через барона Геккерна, своего приемного отца, просил отсрочки на 15 дней. В продолжение этого времени Пушкин узнал, что Дантес сделал предложение сестре жены Пушкина - Екатерине Николаевне [55]. После убеждения друзей Пушкин взял свой вызов обратно. Свадьба состоялась 10 января 1837 года, но наглые ухаживания Дантеса за Натальей Николаевной не прекратились. Старик Геккерн также начал интриговать против Пушкина. Выведенный из терпения, поэт послал голландскому посланнику барону Геккерну чрезвычайно оскорбительное письмо в расчете, что Дантес вынужден будет вызвать на дуэль Пушкина. Так и случилось. 27 января 1837 года, в 5-м часу вечера, на Черной речке в Петербурге состоялась эта роковая дуэль на которой Пушкин был смертельно ранен в живот. Упав на снег, поэт сказал, что имеет еще силы стрелять, и потребовал Дантеса к барьеру. Лежа, упираясь на локоть, обливаясь кровью, он выстрелил и, увидя упавшего противника (который был только слегка ранен в руку и контужен), закричал "браво". Но, поняв опасность своего положения, стал серьезен, просил передать Дантесу, что он его простил, беспокоился о жене, которую не хотел пугать, а потому успокаивал; сам же просил врачей не скрывать от него - смертельна ли рана; потом послал к Государю просить прощения для своего секунданта (лицейского товарища Данзаса) и стал готовиться к смерти.
      Подробности дуэли и кончины Пушкина широко известны. Имеется чрезвычайно много документальных, данных и воспоминаний друзей и очевидцев. Тем не менее имеются попытки опорочить эти несомненные данные и исказить действительные события. Особенно в этом отношении постарались левые критики в Советской России. Прекрасную отповедь этим критикам, главным образом пушкинисту П.Е.Щеголеву [56], можно найти в чрезвычайно добросовестном и скрупулезно точном и полном исследовании А.В.Тырковой-Вильямс: "Жизнь Пушкина", том I, Париж, -1929 г., и том II, Париж, 1948 г. (всего 910 стр.).
      Отсылая читателей к этой монументальной работе, выполненной сугубо честно и добросовестно, мы остановимся только на некоторых моментах кончины Пушкина, которые представляют характерные черты его личности.
      Как известно, во время поединка Пушкина с Дантесом не было врача. А ранение было тяжелое, смертельное. Раненого поэта привезли домой около шести часов вечера. Ни домашнего врача Пушкиных доктора И.Т.Спасского, ни лейб-хирурга Н.Ф.Арендта не оказалось дома. Данзас заехал в Воспитательный дом и нашел там врача-акушера доктора Шольца [57], который посоветовал заехать к хирургу Задлеру [58]. В седьмом часу вечера оба врача вошли в кабинет, где лежал Пушкин. Доктор Задлер уехал за инструментами. На настойчивый прямой вопрос о характере ранения доктор Шольц ответил, что ранение серьезное, опасное и, по-видимому, смертельное, но прибавил, что, может быть, доктор Арендт и доктор Спасский будут другого мнения. Пушкин искренно горячо поблагодарил Шольца: "Вы поступили со мной, как честный человек". К семи часам приехали Арендт и Спасский. Арендт подтвердил опасность ранения. Спасский пытался обнадежить Пушкина, но последний махнул рукой. Рано утром пришел доктор В.И.Даль (врач, писатель, этнограф и лексикограф, будущий знаменитый автор "Толкового словаря живого великорусского языка"). Он пришел сам, как врач и как друг. Пушкин очень ему обрадовался и сразу обратился к нему "на ты", чего раньше не делал. Даль и Спасский дежурили у постели умирающего почти безотлучно. Позднее побывали, как консультанты, профессора И.В.Буяльский [59] и Х.Х.Саломон [60]. Всем врачам было ясно, что положение поэта совершенно безнадежно (В письме А.И.Тургенева к А.Я.Булгакову и в "Воспоминаниях" В.И.Даля упоминается еще и доктор Андреевский [61], который присутствовал при кончине Пушкина и закрыл покойному глаза.). (О болезни и смерти Пушкина см.: д-р Ю.Г. Малис - "Болезнь и смерть Пушкина", 6-й том Сочинений Пушкина, под ред. Венгерова, стр. 311-324; а из новых работ см. А-М.Заблудовский - "Русская хирургия первой половины XIX века", "Нов.хирург. архив", 1957 г. т. 39, кн. 1, стр. 19-24.) .
      Лейб-медик Н.Ф.Арендт по своему опыту и положению, конечно, оказался главным лечащим врачом Пушкина. Но, кроме этого, он оказался еще и посредником между умирающим поэтом и Императором Николаем Павловичем. После первого же осмотра Арендт спросил Пушкина: "Я еду к Государю. Не прикажете ли ему что сказать?"
      "Скажите, что я умираю и прошу прощения за себя и Данзаса. Он ни в чем не виноват".
      Возвращения Арендта Пушкин ждал с нетерпением и говорил: "Жду царского слова, чтобы умереть спокойно".
      Арендт не нашел Государя в Зимнем дворце. Государь был в театре. Вернувшись из театра, Государь отправил к Арендту фельдъегеря с письмом, в котором была вложена записка к Пушкину. Ее нужно было дать прочесть поэту и вернуть обратно. "Я не лягу, я буду ждать", - писал Государь Арендту.
      Около умирающего поэта собрались его близкие друзья: Данзас, Плетнев, Жуковский, Вяземский, А.И.Тургенев, граф М.Ю-Виельгорский, Даль, д-р Спасский и другие.
      Наконец приехал Арендт и привез письмо. Государь писал: "Любезный друг, Александр Сергеевич, если не суждено нам видеться на этом свете, прими мой последний совет: старайся умереть христианином. О жене и детях не беспокойся, я беру их на свое попечение" (Текст академического издания).
      Пушкин прочитал записку и долго не выпускал листка из рук, как бы не желая с ним расстаться. Подлинник записки не сохранился, но Жуковский, Вяземский, Тургенев и доктор Спасский, - все приводят приблизительно одинаковый текст. Эти же лица приводят одинаково и ответ Пушкина: "Скажите Государю, жаль, что умираю, весь был бы его..." Вяземский же особенно подчеркивает: "Эти слова слышаны мною и врезались в память и сердце мое по чувству, с коим были произнесены..." Сомневаться в правдивости этих единодушных свидетельств невозможно. Оспаривают и даже опорочивают эти свидетельства только недобросовестные исследователи в Советской России.
      Обещание Государя взять на свое попечение семью Пушкина сняло с последнего тяготу земных забот. Но просьба Государя исполнить христианский долг, то есть причаститься Св. Таинств, пришла уже после того, как Пушкин сам выразил желание видеть священника. Когда доктор Спасский спросил, кого он хочет, Пушкин ответил: "Возьмите первого ближайшего священника". Послали за о. Петром из Конюшенной церкви. Священник был поражен глубоким благоговением, с каким Пушкин исповедовался и приобщался Св. Таинств. "Я стар, мне уже недолго жить, на что мне обманывать, - сказал он княгине Е.Н.Мещерской (дочери Карамзина). - Вы можете мне не поверить, но я скажу, что я самому себе желаю такого конца, какой он имел". Вяземскому о. Петр тоже со слезами на глазах говорил о христианском настроении Пушкина. Данзасу Пушкин сказал: Хочу умереть христианином".
      Пушкин мучительно страдал. Доктор Спасский говорил: Это была настоящая пытка. Физиономия Пушкина изменилась, взор его сделался дик, казалось, глаза готовы были выскочить из своих орбит, чело покрылось холодным потом, руки похолодели, пульса как не бывало... Готовый вскрикнуть, он только стонал, боясь, как он говорил, чтобы жена не услышала..." Однажды он сказал Спасскому: "Жена, бедная, безвинно терпит, и в свете ее заедят".
      Даже у сухого, выдержанного, с боевым опытом доктора Арендта временами на глазах выступали слезы. "Жаль Пушкина, что он не был убит на месте, - сказал с глубоким чувством этот сухой человек, - но для чести его жены это счастье, что он остался жив. Никто из нас, видя с какой любовью и вниманием он продолжал относиться к ней, не может сомневаться в ее невинности!"
      А сам поэт дал такое последнее наставление своей жене: "Поезжай в деревню, носи по мне траур два года и потом выходи замуж, но только не за шалопая". Наталья Николаевна так и сделала. Сначала уехала на два года в деревню, а затем вернулась в Петербург. После случайной встречи с Государем в конце 1841 года она снова стала появляться на придворных балах. В 1844 году она вышла замуж за порядочного человека - генерал-майора П.И.Ланского [62]. Умерла она в 1863 году, 51 года.
      Умирал Пушкин так же мужественно, как жил. Кроме невыносимых физических страданий его тяжко мучила сердечная тоска, которая обычно бывает при заражении крови. На третий день, к утру, страдания немного утихли и умирающий решил попрощаться с семьей и друзьями. Позвал жену и простился с ней. Потребовал детей. Их принесли полусонных. Он молча клал каждому руку на голову, крестил и слабым движением руки отсылал от себя. (У Пушкина было четверо детей: Мария, 4 года 8 мес.; Александр, 3 года 6 мес.; Григорий, 1 год 8 мес. и Наталья, нескольких месяцев.)
      По свидетельству А.Аммосова, незадолго до кончины Пушкин, глубоко вздохнув, сказал: "Как жаль, что нет теперь здесь ни Пущина, ни Малиновского, мне бы легче было умирать". (Вероятно, Пушкин вспомнил о клятве в вечной дружбе, которой он связал себя с лицейским товарищем Малиновским.)
      Вдруг Пушкин захотел проститься с Е.А.Карамзиной. За ней дослали. Она жила близко и вскоре пришла. Вот как Е.А. Карамзина писала об этом своему сыну Андрею, который жил в Париже: "...Он [Пушкин] протянул мне руку, я пожала, и он мне также, а потом махнул, чтобы я вышла.. Я уходя, осенила его издали крестом, он опять мне протянул руку и сказал тихо: "Перекрестите еще". Тогда я опять, пожавши еще раз его руку, я уже его перекрестила, прикладывая пальцы на лоб, и приложила руку к щеке: он ее тихонько поцеловал и опять махнул. Он был бледен, как полотно, но очень хорош: спокойствие выражалось на его прекрасном лице..." (Письмо 30 января 1837 г. - "Пушкин в письмах Карамзиных 1836-1837 гг.". Изд. Ак. Наук. М.-Л., 1960, с. 165-166)
      За несколько минут до смерти Пушкин впал в полузабытье и схватил руку Даля [63]: "Ну, подымай же меня, пойдем, да выше, выше - ну пойдем!" Затем он вдруг открыл глаза. Лицо его прояснилось: "Кончена жизнь", - сказал он тихо. Даль не расслышал, переспросил: "Что кончено?" - "Жизнь кончена", - внятно повторил Пушкин и прибавил: "Тяжело дышать, давит". Это были его последние слова.
      Умер Пушкин так тихо, что доктор Даль не уловил последнего вздоха.
      По свидетельству кн. В.Ф.Вяземской [64], кн.Е.Н.Мещерской, Е.А.Карамзиной и других друзей поэта, выражение лица покойного было необыкновенно прекрасно, спокойно, а на устах сияла улыбка. Но особенно замечательны слова В.А.Жуковского. "Когда все ушли, я сел перед ним и долго один смотрел ему в лицо, - писал Жуковский отцу поэта С.Л.Пушкину. - Никогда на этом лице я не видал ничего подобного тому, что было на нем в эту первую минуту смерти. Голова его несколько наклонилась; руки, в которых было за несколько минут какое-то судорожное движение, были спокойно протянуты, как будто упавшие для отдыха после тяжелого труда. Но что выражалось на его лице, я сказать словами не умею. Оно было для меня так ново и в то же время так знакомо. Это было не сон и не покой! Это не было выражение ума, столь прежде свойственное этому лицу; это не было также и выражение поэтическое! нет! какая-то глубокая, удивительная мысль на нем развивалась; что-то похожее на видение, на какое-то полное, глубокое, удовольствованное знание <...> Я уверяю тебя, что никогда на лице его не видал я выражения такой глубокой, величественной, торжественной мысли. Она, конечно, проскакивала в нем и прежде. Но в этой чистоте обнаружилась только тогда, когда все земное отделилось от него с прикосновением смерти. Таков был конец нашего Пушкина".
      В "Литературных прибавлениях" к "Русскому Инвалиду" А.А.Краевский [65], редактор этих "Прибавлений", поместил несколько теплых, глубоко прочувствованных слов по поводу кончины Пушкина. Строчки эти были обведены траурной каймой. Вот эти строки ("Литературные прибавления", 1837 г., М 5):
      "Солнце нашей Поэзии закатилось! Пушкин скончался, скончался во цвете лет, в средине своего великого поприща!.. Более говорить о сем не имеем силы, да и не нужно; всякое русское сердце знает всю цену этой невозвратимой потери, и всякое русское сердце будет растерзано. Пушкин! Наш поэт! Наша радость, наша народная слава!.. Неужели в самом деле у нас нет уже Пушкина!.. К этой мысли нельзя привыкнуть!"
      За это объявление Краевский получил строгий выговор от министра народного просвещения С.С.Уварова.
      Гоголь, который во время кончины Пушкина был за границей, узнав о смерти поэта воскликнул: "Пушкин! Пушкин! Какой прекрасный сон мне приснился в жизни".
      Тютчев написал прекрасное стихотворение "29 января 1837", где заклеймил убийцу Пушкина Дантеса следующими словами: "<...> Пред нашей правдою земною, / Навек он Высшею рукою в цареубийцы заклеймен". А закончил стихотворение словами: "Тебя ж, как первую любовь, России сердце не забудет!.."
      Лермонтов написал свое замечательное стихотворение "На смерть поэта".
      Кольцов посвятил памяти Пушкина лучшее свое стихотворение - "Лес".
      А.Н.Григорьев сказал: "Пушкин - это наше всё". Тургенев и Достоевский произнесли, позднее, на открытии памятника Пушкину в Москве в 1880 г., свои знаменитые речи, потрясшие всех слушателей.
      Вся русская классическая великая литература признала Пушкина своим Учителем и непревзойденным образцом <...> (Конец очерка сокращен, поскольку цитируемые далее тексты выдающихся православных русских иерархов: Никанора, архиепископа Херсонского, митрополита Антония (Храповицкого) и митрополита Анастасия, Первоиерарха Русской Зарубежной Церкви, даны в нашем сборнике полностью. - Сост.).
      Конечно, вся наша работа не может претендовать на исчерпывающую полноту исследования личности и творчества Пушкина, но она и не претендует на нее. Темой нашего следования были только "основные особенности" личности творчества гениального поэта. Такая тема, требуя добросовестной и тщательной документально точной аргументации, позволяет внести и субъективный элемент, поскольку понятие "основная особенность" может трактоваться по-разному, в зависимости от того или иного мировоззрения исследователя.


 

     Примечания