Журналист Витман совершил путешествие по миру ученых и рассказал о своих встречах с представителями высшей американской науки. Темой его бесед было соотношение современного научного знания и веры в Бога.
     В научном центре Бруксхавена Витман спросил одного ученого: можно ли, с точки зрения науки, учитывать фактор Божественной силы в мире?
     «Конечно,– ответил ему ученый,– в физических законах материи и энергии, например, мы встречаемся с реальностью Божественного мира. В лаборатории своей мы видим, как исчезает материя, превращаясь в энергию; и мы не можем ничего ни прибавить, ни вычесть из общего количества материи и энергии. Откуда же материя и энергия явились? Мы знаем только, что мы не в силах их создать. И мы нашли даже законы, доказывающие, что мы этого не можем сделать... А в то же время материя и энергия должны были откуда-то появиться... Значит, должна быть высшая сила, которая могла их сотворить».
     Во время своего странствия по ученым Витман обнаружил во многих из них особое чувство смирения: 10 или 15 лет тому назад наука еще думала, что она держит в своих руках мир и способна разрешить все вопросы. Один немолодой химик заметил: «Мы думали, что наука – это магия». Но сегодня лучшие ученые отдают себе отчет, как мало они, в сущности, знают. Желая отодвинуть завесу таинственности, они нашли еще более глубокие тайны. На заседании ученых в Технологическом институте Карнеги в Питтсбурге Витман слышал, как большие ученые «точной» и «абсолютной» науки, математики, признавались, что наука эта и не точная, и не абсолютная.
     Если наука сейчас продвинулась вперед, то это, может быть, потому, что некоторые «факты», за последние годы, заставили ее призадуматься.
     То, что она считала незыблемо-твердым, оказалось собранием пустот; вещество, которое считала неразрушимым, оказалось не неразрушимым, а превращаемым в энергию.
     Джон Далтон, английский химик, дал следующий, как казалось науке, твердый «факт»: «Атом неделим, вечен и неразрушим». В действительности же оказалось, что атом не имеет ни одного из этих трех качеств.
     Евклид тоже дал науке «факт», что «целое всегда равняется сумме его частей». Но целый атом весит меньше, чем сумма его частей. Физики имели своим прямым основанием принцип достоверности, то есть что физические законы всегда гарантируют данный результат от данной причины. Сегодня физики имеют новую теорию: принцип недостоверности.
     Неудивительно, что д-р Шилт полушутя заметил: «Мы знали о вселенной 10 лет тому назад больше, чем знаем теперь».
     Д-р Екатерина Чэмберлейн, профессор физики, напомнила Витману, что Ньютон сравнивал себя с ребенком, играющим с ракушками на берегу океана в то время, как целый океан истин лежит перед ним неоткрытым... «Мы все еще на берегу океана,– говорит д-р Чэмберлейн,– то что мы знаем, это только мельчайшие частички. А в остальном мы зависим от веры». Новое настроение смирения делается научным в глазах ученых гораздо более, чем прежнее поведение пресловутого в XIX веке ученого-«всезнайки».

     После войны чествовали в Париже английского ученого Флемминга, открывшего пенициллин. На торжественном собрании было сказано много похвальных слов в его честь. Отвечая собравшимся, профессор Флемминг сказал: «Вы говорите, что я что-то изобрел; на самом деле я только увидел,– увидел то, что создано Господом Богом для человека. Честь и слава принадлежат не мне, а Богу...»
     Подлинная ученость скромна потому, что она принадлежит не мертвой материи и не лукавой диалектике, а живой душе человека, этому чудному миру, созданному Великим Творцом.